Все исполнители

Все музыканты // Скрябин, Юлиан Александрович

Юлиан Александрович Скрябин — младший сын Александра Скрябина, талантливый и подававший большие надежды пианист и композитор, в возрасте одиннадцати лет трагически погибший при невыясненных обстоятельствах. В последний год жизни написал 4 небольшие прелюдии в стиле позднего творчества Александра Скрябина, авторство которых оспаривается отдельными исследователями. Предпринимаются попытки определить место Юлиана Скрябина как несостоявшегося последователя своего отца, а также как раннего представителя русского советского музыкального авангарда 1920-х годов.

Биография длиной в 11 лет

Юлиан Шлёцер, первые два года жизни: странствия по Европе, приезд в Россию

Юлиан Александрович Скрябин родился 30 января 1908 года в Лозанне. Сразу после этого радостного события Александр Николаевич написал своей благодетельнице, вдове известного мецената — Маргарите Кирилловне Морозовой:

В среду вечером у нас родился сын Иулиан. Вы можете себе представить, как я счастлив, что всё окончилось благополучно, я, признаюсь, очень боялся за Таню.

Получив в ответном письме наилучшие пожелания новорождённому, месяца через полтора Скрябин сообщил Морозовой, что ребёнок «родился худеньким, но теперь понемногу поправляется».

Свидетельство о рождении Ю. А. Скрябина на французском языке было выдано мэрией Лозанны 2 сентября 1908 года. Однако, несмотря на подобное свидетельство о рождении, выданное, по мнению Скрябина, в «самой свободной стране Европы», первые пять лет своей жизни на родине Юлиан вынужден был носить фамилию матери Шлёцер и по российским законам, равно как и Православной Церковью, считался незаконнорождённым. Дело состояло прежде всего в том, что по наущению своих родственников первая жена Скрябина, Вера Ивановна, категорически отказалась дать своему мужу развод, предварительно, обманным путём, получив от него разрешение на получение для себя бессрочного паспорта. В результате до самой своей смерти Скрябин так и не смог добиться развода, и трое его детей от Татьяны Шлёцер считались «прижитыми вне брака».

Вера Ивановна совершенно не полагала себя «вынужденной» давать развод, а её верная «партия» продолжала оставаться в скрябинских глазах истинным средоточием мирового зла, центром сопротивления его делу и всей его жизни… Тягостные мысли о вожделенном разводе снова и часто посещали скрябинскую фантазию. 30 января 1908 года Тася наконец-то преподнесла для Шуриньки «главного сына», наследника — Юлиана, который, между прочим, вынужден был пока носить фамилию «Шлёцер», но никак не Скрябин.

— Юрий Ханон, «Скрябин как лицо», Глава для приближения

Возвращение А. Н. Скрябина в Россию после шестилетнего «изгнания» происходило весьма трудно и постепенно. Скандально известный композитор, за долгие годы заработавший репутацию «аморального типа» и «завзятого нитчеанца», не без оснований опасался дурного приёма в своём родном городе. В первый свой «пробный» приезд в Москву Александр Скрябин с Татьяной Шлёцер остановился в особняке начинающего дирижёра и мужа дочери «чайного магната» Сергея Кусевицкого. Двоих детей, Ариадну и почти годовалого Юлиана, они не решились взять с собой и оставили в Амстердаме, у тётки, Алины Боти. Пробыв в России два «пробных» месяца, Скрябины вернулись в Амстердам. Таким образом, возвращение Юлиана Шлёцера в Москву случилось годом позже. Встретив своё двухлетие в Германии, по пути в Россию, только 3 января 1910 года вместе с матерью и отцом Юлиан впервые ступил на землю своей исторической родины.

Пять лет в Москве. Семья и окружение

3 января 1910 года Скрябины остановились в гостинице «Княжий двор» на Волхонке, в середине сентября переселились в дом Олтаржевского в Малом Толстовском переулке, а в ноябре 1912 года состоялся последний при жизни Александра Николаевича переезд — в домовладение профессора А. А. Грушки, по адресу: Арбат, Большой Николопесковский переулок, дом 11. Контракт был заключён на три года, по 14 апреля 1915 года.

Жизнь в семье Скрябиных не отличалась особой домовитостью. Отец и мать Юлиана пытались жить «на широкую ногу», что постоянно приводило к денежным затруднениям. Просторная квартира из шести комнат была похожа, скорее, на жилище обычного буржуа или бюргера, но не композитора, тем более столь яркого и глубоко индивидуального, как Скрябин. По свидетельству биографа Скрябиных Леонида Сабанеева, ответственна за это была Татьяна Фёдоровна, питавшая слабость к буржуазному лоску. Сам же Александр Николаевич не много понимал в красивых вещах и не слишком интересовался ими. Заведовала хозяйством Мария Александровна Шлёцер, мать Татьяны Фёдоровны, типичная старая француженка.

О детях Скрябины также не сильно пеклись, они составляли как бы задний план скрябинского дома, однако Юлиан был любимцем семьи, и мать и отец его неизменно выделяли среди остальных.

А. Н. любил детей абстрактной теоретической любовью, иногда ласкал их, больше Юлиана, у которого был покладистый, ласковый нрав, но обычно это бывало только при прощании и при здоровании с ними, или когда дети шли спать, и чинно обходили родителей и целовали их, говоря по-французски. Вообще Татьяна Фёдоровна больше занималась детьми, но и это «больше» было невелико.

— Леонид Сабанеев, «Воспоминания о Скрябине»

Юлиан Скрябин с отцом и матерью. Петровское, лето 1913 года

Дети А. Н. Скрябина: Ариадна, Марина, Юлиан,
ок. 1913 года

В доме Скрябиных был в ходу особый «семейный язык»: Александр Николаевич придумывал множество новых существительных и прилагательных, очень мелодичных и ласкающих слух, когда речь заходила о Татьяне Фёдоровне и детях. Последние были удостоены прозвищ, у Юлиана их было не меньше двух: «мутон» и «люстюкрю», не считая уменьшительных, вроде «Юлочки».

Несмотря на довольно обычный, мещанский быт, дети Скрябиных — старшая дочь Ариадна, Юлиан и родившаяся годом позднее уже в Москве младшая дочь Марина — росли в артистической и в высшей степени творческой обстановке. Даже сама атмосфера дома Скрябиных, одного из центров музыкальной жизни Москвы, была неизменно одухотворённой. Время от времени или даже регулярно в гостях у Скрябина бывали поэты: Вячеслав Иванов, Юрий Балтрушайтис и Константин Бальмонт. Композиторы, впрочем, заходили реже, однако недостатка в пианистах и дирижёрах никогда не наблюдалось. С ранних лет Марина рисовала, Юлиан писал музыку и подавал большие надежды как композитор, Ариадна музицировала и сочиняла стихи. Первые годы заниматься с Юлианом на фортепиано и знакомить его с азами музыкальной грамоты начала его мать. Племянница профессора московской консерватории П. Ю. Шлёцера, в прошлом она сама была пианисткой-любительницей и брала уроки, в том числе и у самого Скрябина, а также немного сочиняла для фортепиано. С началом своего бурного романа с «великим композитором» Татьяна Шлёцер, впрочем, совершенно оставила свои занятия музыкой и возобновила их только значительно позже со своими детьми — Ариадной и Юлианом.

После переезда на арбатскую квартиру старшие дети — Ариадна и Юлиан — получили возможность посещать школу при Музыкальном училище Е. и М. Гнесиных, располагавшуюся неподалеку, на Собачьей площадке. Их имена значатся в «Экзаменных ведомостях» училища за два учебных года: 1914/15 и 1915/16. Обучались они на старшем приготовительном курсе у Марии Фабиановны Гнесиной. За первый год Юлиан получил за «способности» — 5, за «прилежание» — 3+ и характеристику — «вялый, небрежный, рассеянный». За второй год: «способности» — 5, «прилежание» — 4. Оценки Ариадны были несколько ниже. Не самые высокие результаты, показанные Юлианом первоначально, не помешали в дальнейшем Елене Фабиановне Гнесиной признать его дарование выдающимся.

Постоянное беспокойство семье Скрябина доставляло «нелегальное» положение как самой Татьяны Фёдоровны, «незаконной жены», так и троих детей. Не дававшая развода первая жена, постоянно жившая также в Москве, достаточно много концертировала по России с программами из фортепианных произведений Скрябина, чем дополнительно привлекала внимание к двусмысленному семейному положению. В результате вся «партия» старых скрябинистов, группировавшихся вокруг Веры Ивановны, воспринималась как злейшие враги. И такое положение дел волей случая продолжалось в точности до момента смерти А. Н. Скрябина.

А. Н. был совершеннейший ребёнок в делах юридических и ничего не знал, что и какие явления могли вытекать из нелегального положения Т. Ф. и его детей в семейном отношении. Он отвечал мне обычно: «Ведь вы не знаете, на какие гадости способны эти люди. Они ведь изводят мелким изводом, стараясь уколоть самолюбие… И я не могу с этим примириться. <…> Вы знаете, что Вера Ивановна не даёт мне развода… Вот ведь какая гадость»… <…> Я сказал Скрябину, что детей всегда можно усыновить и они получат все права, что жена может быть даже отставлена от наследства и получить только весьма малую долю — всё дело в завещании… А. Н. изменился в лице, и я увидел, что вообще в этом доме о «завещании» нельзя было говорить — это было тоже больное место и с двух сторон…

— Леонид Сабанеев, «Воспоминания о Скрябине»

Довольно сильно огорчало Татьяну Фёдоровну также и то, что и она, и её дети вынужденно продолжали носить фамилию «Шлёцер». По странному стечению обстоятельств, едва ли не все Шлёцеры Москвы оказались в «лагере» сторонников первой жены Скрябина, ожесточённо выступая против своей собственной родственницы.

Впрочем, особой роли фамилия матери в жизни Юлиана сыграть не успела, поскольку «Шлёцером» он оставался только до семи лет. Оставаясь всё это время совершенно домашним ребёнком, он занимался в основном с матерью и только изредка — с учителями, приглашёнными на отдельные уроки. Юлиан имел очень яркую и запоминающуюся внешность, его лицо имело странную особенность почти не изменяться. Впечатление доканчивало большое родимое пятно на щеке. Сама Татьяна Фёдоровна неизменно относилась к Юлиану с особенной нежностью и заметно выделяла его из числа своих детей.

Тут же рядом был маленький Юлиан, которого она с нежностью гладила по голове: «ты мой маленький, меченый — если пропадёшь, так всегда найду тебя!»

— Леонид Сабанеев, «Воспоминания о Скрябине»

А. Н. Скрябин, Ю. К. Балтрушайтис и Юлиан. Петровское, лето 1913 года

Ещё при жизни Александра Николаевича мать определённо связывала с Юлианом большие надежды на будущее. Даже глядя со стороны, он никогда не производил впечатления наследника фамилии «Шлёцер». Он был похож одновременно и на мать, и на отца, но с каждым годом в облике Юлиана появлялось всё больше типически скрябинского.

Возможно, самым благополучным и счастливым в жизни семьи Скрябиных стал 1913 год, последний предвоенный. «Поэма экстаза» и «Прометей» исполнялись по всему миру с нарастающим успехом, серия концертов по России принесла неплохие сборы, а сам Александр Николаевич, написав ряд ярчайших сонат для фортепиано, принялся за сочинение стихотворного текста к «Предварительному действию». Лето 1913 года Скрябин со всей семьёй провёл в Калужской губернии, в имении Петровском, на самом берегу Оки. Ближайшим «дачным» соседом Скрябиных был поэт Ю. К. Балтрушайтис. Много времени они проводили в совместных прогулках по берегам Оки и беседах о поэзии, музыке и будущей Мистерии. Скрябин был в прекрасном расположении духа, иногда сам занимался музыкой с сыном Юлианом, часто брал его с собой на прогулки. В конце лета с визитом к Скрябиным приехал Леонид Сабанеев, сделавший десятки прекрасных фотографий около дома и во время совместных прогулок. На нескольких из них можно видеть и Юлиана.

24 октября 1913 года будущий известный композитор Анатолий Александров, в то время — студент Московской консерватории, сделал в своём дневнике запись, свидетельствующую об одарённости маленького Юлиана, о его поэтическом восприятии мира:

Маленький Юлиан сказал своей маме: «У тебя мелодичные ручки». Возвратившись домой в звёздную ночь, рассказывал: «Я напировался звёздами». А один раз, совсем как Игорь Северянин, выразился: «Сегодня ночью к нам приходила фея и всю комнату оволшебила»…

— Анатолий Александров, «Воспоминания. Статьи. Письма»

С началом войны с Германией жизнь в семье Скрябиных стала заметно тяжелее. Денег постоянно не хватало. Чтобы содержать семью, Скрябину приходилось зарабатывать гастрольными концертами по России. Беспокойства добавляла также и внезапная оторванность от Европы, где жили многочисленные родственники матери, Марии Александровны, — на их помощь и приём в случае очередных московских осложнений рассчитывать было уже нельзя. Чуть ли не в первые месяцы войны «у Татьяны Фёдоровны в Бельгии уже успели пострадать её бельгийские тётки — рассказы о коварстве Германии и всевозможные легенды и факты о зверствах и гнусностях немцев лились густой кашей»…

Юлиан Скрябин: смерть отца и обретение фамилии

Первую чёрную черту в жизни Юлиана и всей семьи провела скоропостижная смерть отца. Александр Николаевич Скрябин умер 14 апреля 1915 года в возрасте 43 лет — от стрептококкового заражения крови. Буквально в последние минуты перед смертью он успел подписать завещание и прошение на Высочайшее имя об усыновлении детей.

Со смертью отца семья осталась практически без средств к существованию. Все сбережения ушли на покрытие визитов докторов и неудачное лечение. Даже самые экстренные и элементарные расходы стало невозможно оплатить. Положение семьи оказалось действительно катастрофическим — особенно в первый месяц, когда в срочном порядке пришлось распродавать мебель и ценные вещи, чтобы продлить контракт на жильё. К тому же, по странному совпадению, Александр Николаевич нанял свою последнюю квартиру в Большом Николопесковском переулке ровно по день своей смерти.

Однако и для первой семьи композитора его смерть стала большим потрясением, видимо — до некоторой степени примиряющим. Во всяком случае, благодаря усилиям многочисленных посредников и доброжелателей Вера Ивановна значительно смягчила свою позицию. 27 апреля 1915 года она подала заявление в императорскую канцелярию:

Узнав о желании мужа моего, А. Н. Скрябина, ходатайствовать о признании законными детей его — Ариадны, Юлиана и Марины, прижитых им с Т. Ф. Шлёцер, — сохранив за нею родительские права над детьми, — со своей стороны никаких к тому претензий не имею. В. И. Скрябина

— ГЦММК, ф. 31, ед. хр. 861.

Спустя ещё неделю, 5 мая Татьяна Фёдоровна получила письмо из I отдела I стола Канцелярии Его Императорского Величества с перечнем необходимых документов, необходимых для получения разрешения детям Скрябина — Ариадне, Юлиану и Марине — носить фамилию Скрябина. Постепенно удалось собрать и кое-какие деньги на поддержание семьи и привычного уклада жизни. Среди жертвователей крупных сумм были А. Брянчанинов и С. Поляков. Брянчанинов специально, чтобы уладить проблемы Татьяны Фёдоровны и её детей, ездил к гофмейстеру Танееву, который в свою очередь должен был ходатайствовать перед царём.

Таким образом, Юлиан Шлёцер смог стать Скрябиным только после того, как самого Скрябина не стало. С этого момента Татьяна Фёдоровна едва ли не полностью сосредоточилась на развитии и образовании сына. Ею почти полностью овладела идея попытаться восполнить несправедливость судьбы и создать из Юлиана «продолжение отца», творчество и дело жизни которого было прервано на взлёте. С другой стороны, её не покидали тревожные предчувствия, вполне характерные для склада её характера в течение всей жизни. В одном из писем Татьяны Фёдоровны Шлёцер-Скрябиной есть строки, в сжатой форме очень точно выражающие её надежды и страхи того времени:

Что сказать Вам о себе… Живу всевозможными заботами, хлопотами, воспоминаниями о прошлых радостях, а также иногда надеждами в будущем… Это случается тогда, когда я наблюдаю за развитием духовной жизни и музыкального таланта моего маленького Юлиана, с каждым днём делающегося всё больше и больше похожим на отца и душой, и телом. Это моя надежда, моя радость, а также и моё постоянное беспокойство — так страшно иметь дело с таким хрупким мальчиком, так жутко!

Когда Вы будете у меня, он Вам сыграет несколько небольших вещей Александра Николаевича, и я уверена, что Вы будете взволнованы необычайным сходством всего его существа, его игры с душой и обликом Александра Николаевича.

— Т. Ф. Шлёцер-Скрябина, письмо к Е. И. Эрденко от 23 октября 1916 г. Архив музея А. Н. Скрябина. Папка VIII. Переписка Т. Ф. Скрябиной.

Постепенно жизнь семьи стала выправляться. Юлиан и после смерти отца продолжал посещать Гнесинскую школу, о чём свидетельствуют «Экзаменные ведомости» за 1915/16 учебный год, где он упомянут вместе со старшей сестрой.

Последние два года. Бегство на Украину. Обучение в консерватории

Т. Ф. Шлёцер-Скрябина с детьми: Ариадной, Мариной и Юлианом, Москва, 1918

Две революции 1917 года провели ещё одну чёрную черту в жизни семьи Скрябиных. Едва наладившийся быт снова был подорван. В 1918 году в Москве начался голод. И по характеру, и по своим возможностям Татьяна Фёдоровна была совершенно не приспособлена к самостоятельной жизни, к тому же — в столь тяжёлой, почти катастрофической ситуации. Революция и разруха довершили полный развал самых элементарных основ благополучия и безопасности. Спасаясь от голода, летом 1918 года мать увезла троих детей на Украину, в Киев, полагая, что там ей будет проще наладить жизнь. В это время, сразу после революции, на относительно сытую Украину хлынул поток беженцев самых разных политических оттенков, среди них было немало литераторов, музыкантов и других творческих личностей. Однако жизнь в самом Киеве была небезопасной, и Татьяна Фёдоровна с детьми остановилась за городом, в дачном посёлке Ирпень. Власть в городе переходила и из рук в руки: немцы, гетман, Петлюра, большевики, белая армия — при каждом новом режиме становилось всё хуже. Несмотря на трудности, Татьяна Фёдоровна решила продолжить и систематизировать музыкальное образование сына.

В сентябре 1918 года Юлиан Скрябин поступил в класс композиции Киевской консерватории, где почти год учился у Рейнгольда Глиэра. Юлиан был заметно младше остальных слушателей, среди которых были известные впоследствии композиторы Борис Лятошинский и Владимир Дукельский, а также будущий музыковед Арнольд Альшванг, оставивший наиболее подробные и обстоятельные воспоминания о пребывании «гениально одаренного», по его признанию, сына Скрябина в консерватории.:

…Одиннадцатилетний Юлиан был на положении гётевского Эвфориона: каждое его движение, каждый штрих его личности дышал сильным, хотя и неосознанным талантом.

— Альшванг А. А., «Несколько слов о Юлиане Скрябине»

Весной Альшванг организовал в помещении Киевской консерватории курсы истории музыки. Большой популярностью они не пользовались: весьма «разношёрстная» группа состояла всего из нескольких слушателей, среди которых был врач в летах, бывший семинарист и две какие-то барышни. Однако ни Юлиана, ни его мать, живших в то время в дачном посёлке «Ирпень», километрах в 20 от города, это не смущало. Они приняли приглашение, и довольно регулярно, по воскресеньям Татьяна Фёдоровна привозила Юлиана, одетого, по воспоминаниям Альшванга, в «беленькую шубку», на его лекции.

Осенью 1918 года в Киеве освободился доходный дом семьи сахарозаводчика и французского консульского представителя Даниила Балаховского. Даниил Григорьевич с семьёй перебрался в Одессу, а оттуда, благоразумно — в Париж. Дом был оставлен на попечение семьи Шестовых и стал приютом для некоторых известных деятелей: среди них были философ Лев Исаакович Шестов и прославившийся впоследствии в Америке пианист, дирижёр и музыковед Николай Леонидович Слонимский. У Скрябина при жизни сложились хорошие отношения с Балаховским, который ещё в 1913-м году устроил киевские концерты композитора, и с которым Александр Николаевич поддерживал общение в переписке. Поэтому в январе 1919 года Татьяна Фёдоровна с детьми перебралась в дом Балаховских. Благодаря этому жильцы дома смогли организовать в доме «Скрябинское общество» и, тем самым, избежать его «национализации». Вскоре к ним присоединились и остальные члены семьи Шлёцер, а Юлиан получил возможность посещать занятия в консерватории регулярно.

Характером Юлиан Скрябин, как и внешностью, был чрезвычайно похож на отца: холерического темперамента, легковозбудимый, одновременно упрямый и упорный, прилежный, всё быстро схватывал и даже среди более взрослых студентов своего курса не желал уступать лидерства. Основная черта его натуры: он делал всё с самозабвением и полным поглощением всего своего существа одним делом, всему отдавался со страстью.

В мае или июне 1919 года состоялось ежегодное испытание учащихся. Наш курс сдавал «специальную вторую гармонию». Сначала дана была тема для письменной задачи. Нас всех поместили в один класс. Один из соучеников стал грубо дразнить Юлиана: он-де маленький, а потому задачу решит последним. Мальчик вспыхнул, его смуглое лицо приобрело выражение страстности, отчего стало некрасивее. Закусив губу, он уединился на отдельной парте, погрузился в задачу — и решил первый.

— Альшванг А. А., «Несколько слов о Юлиане Скрябине»

Как всегда, экзамен по гармонии состоял из двух частей: не только письменной, но и устной, частично заключавшейся в импровизации гармонических формул, а частично — в ответах на теоретические вопросы. Если судить по довольно подробному описанию, оставленному Арнольдом Альшвангом, учеником Юлиан был значительно более прилежным и умелым, чем его отец, с трудом получавший в московской консерватории удовлетворительные оценки по полифонии и гармонии.

Испытание за фортепиано сошло у Юлиана блестяще. Ему дали длинный модуляционный план, и он, почти не задумываясь, сыграл ряд модуляций очень свободно и правильно, без изысков и молодечества, с красивым голосоведением. Помню, с какой глубокой нежностью смотрели на него члены комиссии — Глиэр, Яворский и Степовой. Эти столь различные люди, казалось, были в тот момент одушевлены одним ощущением, одной мыслью — об Александре Скрябине и о крупице его гениальности, воплощённой в этом хрупком создании.

— Альшванг А. А., «Несколько слов о Юлиане Скрябине»

Владимиру Дукельскому, в те годы ещё совсем юному, но уже получившему большие авансы от педагогов студенту Киевской консерватории, представителю нарождающегося поколения композиторов и музыкантов, довелось наблюдать за Юлианом в Киеве:

Скрябин, кумир юных музыкантов и апостол «модернизма», умер <…>. Сын его Юлиан, которому я слегка завидовал, так как <…> он вскоре превратил меня в достаточно великовозрастного вундеркинда, заняв главенствующее положение, <…> сочинял довольно заумную музыку, но как-никак, это был Скрябин, наследник нашего музыкального вождя!

— Дукельский В. А., «Об одной прерванной дружбе»

Гибель

В июне 1919 года Юлиан Скрябин успешно сдал все экзамены и с отличием окончил первый курс обучения. Обстановка на Украине была неспокойной, а потому на лето вся семья сочла за лучшее остаться в том же дачном посёлке Ирпень. Однако закончилось всё внезапно. Юлиан Скрябин был найден мёртвым у берега Днепра, по внешним признакам — утонувшим.

Сохранилось не так много свидетельств тех, кого можно было бы назвать очевидцами этого события — с большой долей натяжки, так как момента гибели Юлиана никто не заметил, а тело мальчика было обнаружено, по всей видимости, только на следующие сутки после его исчезновения, глубокой ночью. Последнее обстоятельство, вероятно, стало причиной того, что в источниках нет единства даже относительно точной даты смерти Юлиана — указываются 21, 22 и 23 июня.

Наиболее подробная и заслуживающая внимания версия произошедшего изложена Николаем Слонимским, проживавшим вместе со Шлёцерами-Скрябиными в одной квартире и принимавшим, по его словам, деятельное участие в поисках пропавшего мальчика. Согласно его мемуарам, в июне 1919-го года Татьяна Фёдоровна отлучилась по делам в Москву. В воскресенье школьная учительница вывезла группу детей, среди которых были и Скрябины, на пикник, на один из островков на Днепре. Юлиан стеснялся находиться в компании других детей в купальных костюмах и отошёл. Когда его хватились, уже стемнело. Найти в темноте Юлиана не смогли, и учительница решила отвести детей по домам, а потом вернуться на остров, чтобы продолжить поиски. По словам Слонимского, он вызвался её сопровождать, к ним присоединились двое опытных матросов. Вскоре они нашли Юлиана, но тот был уже мёртв.

Мы нашли тело Юлиана в бухточке, где мелководье резко обрывалось, переходя в яму. Рыбак привязал верёвку к шее мальчика и вытащил его на берег; тело было похоже на длинную тощую рыбу, а ступни оставляли маленькие водовороты.

— Николай Слонимский, «Абсолютный слух. История жизни»

Обстоятельства смерти расследованы не были, и медицинскую экспертизу производить, понятным образом, тоже было некому. Телеграф не работал, и поэтому нельзя даже было известить Татьяну Фёдоровну о несчастье. Юлиана похоронили по полному русскому православному обычаю, надгробную речь произнёс Глиэр.

Известие о гибели Юлиана быстро распространилось среди друзей семьи и почитателей таланта Скрябина. К настоящему времени изданы несколько мемуарных сочинений и обнародован ряд переписок друзей, знакомых и просто современников Скрябина, в которых, всегда кратко, упоминаются обстоятельства гибели Юлиана. За исключением воспоминаний Николая Слонимского и переписки Льва Шестова, все эти свидетельства исходят от лиц, находившихся во время трагедии далеко от Киева, и, подчас, составлены десятилетия спустя. То есть, речь идёт о пересказах, заведомо содержащих искажения, которые накладываются на изначально не совсем ясную картину произошедшего.

Так, Елена Фабиановна Гнесина пишет японскому пианисту В. Н. Такеноути в 1966 году, что кто-то из друзей Юлиана взял его покататься на лодке, мальчик перегнулся через борт, потянувшись за водорослями, выпал из лодки и утонул. Маргарита Кирилловна Морозова, много помогавшая Александру Скрябину, пишет, что услышала, будто Юлиана «засосало болото в лесу». Журналист и видный еврейский общественный деятель Гершон Свет в статье «Судьба детей и внуков Скрябина» сообщает, что Юлиан утонул у него на глазах, однако Владимир Хазан указывает, что в этом месте Свет «ошибается».

Смерть единственного сына, составлявшего главный смысл жизни Татьяны Шлёцер-Скрябиной, окончательно подорвала и её здоровье, и волю к жизни. В отчаянии после гибели сына мать забрала с собой младшую дочь Марину и вернулась в Москву, чтобы умереть, находясь поближе к могиле А. Н. Скрябина, а старшую Ариадну поместили в Смольный институт, переведённый в то время в Новочеркасск.

Интересную деталь к портрету Юлиана — возможно, хотя бы отчасти проливающую свет на его обстоятельства его гибели — добавляет Марина Цветаева, сдружившаяся с Татьяной Фёдоровной после смерти Александра Николаевича:

Когда тринадцатилетний Юлиан, великий маленький музыкант, сын Александра Скрябина, утонул в днепровском омуте, никто не слышал ни единого звука, хотя от других его отделял лишь поросший кустарником островок — величиною с мою ладонь, — и его учительница музыки, пианистка Надежда Голубовская, говорила мне позже, что Юлиан просто не умел кричать — она хорошо знала мальчика.

— Марина Цветаева, 6-го марта 1931

Татьяна Фёдоровна так и не оправилась после смерти сына. Сабанеев вспоминает, что ею овладел глубокий мрачный мистицизм в «православных тонах», что она перенесла «чуть не одиннадцать болезней», и когда уже казалось, что она сможет справиться с последней из них, сидя в кресле, упала и вскоре умерла от воспаления мозга. Случилось это в апреле 1922 года. После смерти матери Ариадна вместе с бабушкой и дядей — Борисом Фёдоровичем Шлёцером — оказалась в Париже, а младшую Марину забрали бельгийские родственники Татьяны Фёдоровны. «Скрябинское гнездо» постигло окончательное разорение.